(1).jpg)
Тает который полдень…
Тает который полдень в глазах огонь,
взгляд каменеет, не проникает в суть
более. Нет решительно – ни-ко-го,
кто бы сказал: «сейчас я тебя спасу».
Тает огонь, решительно холодна
зимняя суть – куда там её верстать…
Пляшут в камине мысли, "горит" О2:
нечем дышать. Ни ластика, ни листа…
Маясь опять о том же который круг
(хоть на челе пиши: так и так, беда),
с дерева научиться сдирать кору
смогут ли пальцы, не причинив вреда
оному? Хоть клеймом выжигай на лбу:
"дурочка" и кори себя за изъян –
а все равно впрягаешься в кабалу:
молча смотреть, как стрелки по дну скользят.
Молча… сто лет – ни грифеля, ни мелка.
Ветер костру ерошить вихры горазд –
искры летят, и, глядя издалека,
можно считать, что счастлива: три, два, раз...
Осень и осень
Осень и осень, и скоро начнет вечереть…
Носом клюёт воробей на ободранной ветке,
хочется плакать, но нет подходящей жилетки,
нет проходящего поезда, повода греть
руки над пламенем перегоревшей свечи?
лампочки? чувства? – нет повода остепениться,
рвать отношения с шумообильной столицей
и отправляться на поиски первопричин
разных несвязных друг с другом «на кой» и «доколь»,
кольца Сатурна для вескости к ним приплетая.
Хочется быть, а не слыть – вот такая простая,
вроде бы, мысль, а поди-ка её соизволь
в жизнь воплотить, в обессмысленность будней вживить…
Раз – и она извернётся змеёй подколодной,
брякнется в лужу, налижется капель холодных
и ни за что не позволит себя изловить
раньше, чем следует, – следующей проливной,
рыжехарактерной, ветреной в хлам душегубки –
осени. Осень. И нету ни толики шутки
в правде,
ни доли…
ни зонтика – над головой.
Я
Я набирала воздуха и молчала,
плыли форели, флигели, семафоры,
время крутило истово фуэте.
Темпера сохла листьями на холсте,
в общем, ничто вопросов не предвещало
спорных.
Я соблюдала справно все договоры:
вечно теряла зонтики и перчатки,
голову и друзей на седьмой версте,
не поспешала и не плелась в хвосте,
просьбы всегда выравнивала по форме –
кратко.
Я научилась долго смотреть на воду,
стряпать, в оригинале читать Жюль Верна,
слушать дудук, гасить в коридоре свет,
рано вставать, потом заправлять постель,
не посягать на чью бы то ни... свободу
первой.
Я не остыла…
Я не остыла - просто
устала драться.
Я не люблю ни шахматы,
ни корриду.
Раньше? Так раньше, рыцарь,
мне было двадцать.
Всё было как-то проще:
и вдох и выдох…
К музыке я, конечно,
неравнодушна
Просто нечасто слушаю
«хэви металл».
Мне бы такое что-нибудь
повоздушней,
Что-нибудь повальсовей…
ага, вот это…
Милое «раз, два, три»
ностальгией бравой
Острым клинком пронзит
временную бездну:
Штраус, Вы, как всегда,
оказались правы:
Жить – это очень больно,
но интересно.
Первое января
приведёт второе,
Третье, потом четвёртое,
как по нотам.
Каждой эпохе памяти –
по герою.
Каждой жене Артура –
По Ланцелоту…
Снова зима похожа…
Снова зима похожа на ту: точь-в-точь,
только тогда и мама жила и дед…
С маминых губ слетавшее слово «дочь»
было дороже света, нужней побед
всяческих, переполненных волшебством.
Нынче же чудеса меня – не берут.
Всё по-другому стало: и дом – не дом,
ждут меня больше там, где меня не ждут…
Всё изменилось: милости божьей нет
с той стороны, где жажда по ней сильна.
Как же мне ясно снится ночами дед!
Как же я мало им наяву жила…
Холодно, мама, холодно, хо-лод-но…
Зябко-то как, согреться бы, осмелеть,
страшно-то как бороться со мглой - одной,
и заблудиться – страшно и заболеть,
и оступиться… мыслимо ли: след в след
долго идти – не выйдет: хоть стой, хоть плачь.
С той стороны, где милости божьей нет,
каждый себе – и плакальщик
и палач.
Нет ни друга мне…
Нет ни друга мне, ни товарища,
Ни сочувствуй да не суди!
Я – сама себе есть – пожарище –
Океаном не остудить…
Не унять меня легкой песенкой,
Рассержусь, лишь возьмешь аккорд.
Мне самой от себя невесело,
И бежать бы – во весь опор…
Мне самой от себя так суетно,
Так студено, что не согреть
Ни прощальными поцелуями,
Ни бесснежностью в декабре.
Ни предмартовским предвкушением
Прочим проченного тепла.
Все победы и поражения
Я до тождества довела…
Намешала: кореньев, цветиков,
Настояла на сорока'…
Знать бы: всем ли добром ответила
Замирающая строка?
Из светёлочки всех ли вверенных
Посчастливилось увести?
Там ли я посадила дерево,
Где случится ему цвести?
Понедельник…
Понедельник. Сигарета на завтрак.
Дальше – подвиг, вот рутина же, Боже…
Если взять однажды счастье за жабры,
счастье выживет и станет дороже
всех других похожих не равноценных,
всех отличных от него вероятных.
Если бросить чашку кофе о стену,
Мне – по кайфу, а стене – неприятно…
Да и чашке – комильфово навряд ли.
В общем, я опять одна в шоколаде…
Мне не нравятся ни салки, ни прятки.
Но мне нравятся Куинджи и Фадин.
Но мне нравится быть той, что я смею
этой осенью, слетевшей с катушек!
Я имею только то, что умею:
достучаться, докурить и
дослушать.