Тает который полдень…

 

 Тает который полдень в глазах огонь,

 взгляд каменеет, не проникает в суть

 более. Нет решительно – ни-ко-го,

 кто бы сказал: «сейчас я тебя спасу».

 

 Тает огонь, решительно холодна

 зимняя суть – куда там её верстать…

 Пляшут в камине мысли, "горит" О2:

 нечем дышать. Ни ластика, ни листа…

 

 Маясь опять о том же который круг

 (хоть на челе пиши: так и так, беда),

 с дерева научиться сдирать кору

 смогут ли пальцы, не причинив вреда

 

 оному? Хоть клеймом выжигай на лбу:

 "дурочка" и кори себя за изъян –

 а все равно впрягаешься в кабалу:

 молча смотреть, как стрелки по дну скользят.

 

 Молча… сто лет – ни грифеля, ни мелка.

 Ветер костру ерошить вихры горазд –

 искры летят, и, глядя издалека,

 можно считать, что счастлива: три, два, раз...

 

 

 

Осень и осень

 

 Осень и осень, и скоро начнет вечереть…

 Носом клюёт воробей на ободранной ветке,

 хочется плакать, но нет подходящей жилетки,

 нет проходящего поезда, повода греть

 

 руки над пламенем перегоревшей свечи?

                        лампочки? чувства? – нет повода остепениться,

 рвать отношения с шумообильной столицей

 и отправляться на поиски первопричин

 

 разных несвязных друг с другом «на кой» и «доколь»,

 кольца Сатурна для вескости к ним приплетая.

 Хочется быть, а не слыть – вот такая простая,

 вроде бы, мысль, а поди-ка её соизволь

 

 в жизнь воплотить, в обессмысленность будней вживить…

 Раз – и она извернётся змеёй подколодной,

 брякнется в лужу, налижется капель холодных

 и ни за что не позволит себя изловить

 

 раньше, чем следует, – следующей проливной,

 рыжехарактерной, ветреной в хлам душегубки –

 осени. Осень. И нету ни толики шутки

 в правде,

 ни доли…

 ни зонтика – над головой.

 

 

Я

 

 Я набирала воздуха и молчала,

 плыли форели, флигели, семафоры,

 время крутило истово фуэте.

 Темпера сохла листьями на холсте,

 в общем, ничто вопросов не предвещало

 спорных.

 

 Я соблюдала справно все договоры:

 вечно теряла зонтики и перчатки,

 голову и друзей на седьмой версте,

 не поспешала и не плелась в хвосте,

 просьбы всегда выравнивала по форме –

 кратко.

 

 Я научилась долго смотреть на воду,

 стряпать, в оригинале читать Жюль Верна,

 слушать дудук, гасить в коридоре свет,

 рано вставать, потом заправлять постель,

 не посягать на чью бы то ни... свободу

 первой.

 

 

Я не остыла…

 

 Я не остыла - просто

 устала драться.

 Я не люблю ни шахматы,

 ни корриду.

 Раньше? Так раньше, рыцарь,

 мне было двадцать.

 Всё было как-то проще:

 и вдох и выдох…

 

 К музыке я, конечно,

 неравнодушна

 Просто нечасто слушаю

 «хэви металл».

 Мне бы такое что-нибудь

 повоздушней,

 Что-нибудь повальсовей…

 ага, вот это…

 

 Милое «раз, два, три»

 ностальгией бравой

 Острым клинком пронзит

 временную бездну:

 Штраус, Вы, как всегда,

 оказались правы:

 Жить – это очень больно,

 но интересно.

 

 Первое января

 приведёт второе,

 Третье, потом четвёртое,

 как по нотам.

 Каждой эпохе памяти –

 по герою.

 Каждой жене Артура –

 По Ланцелоту…

 

 

Снова зима похожа…

 

 Снова зима похожа на ту: точь-в-точь,

 только тогда и мама жила и дед…

 С маминых губ слетавшее слово «дочь»

 было дороже света, нужней побед

 

 всяческих, переполненных волшебством.

 Нынче же чудеса меня – не берут.

 Всё по-другому стало: и дом – не дом,

 ждут меня больше там, где меня не ждут…

 

 Всё изменилось: милости божьей нет

 с той стороны, где жажда по ней сильна.

 Как же мне ясно снится ночами дед!

 Как же я мало им наяву жила…

 

 Холодно, мама, холодно, хо-лод-но…

 Зябко-то как, согреться бы, осмелеть,

 страшно-то как бороться со мглой - одной,

 и заблудиться – страшно и заболеть,

 

 и оступиться… мыслимо ли: след в след

 долго идти – не выйдет: хоть стой, хоть плачь.

 С той стороны, где милости божьей нет,

 каждый себе – и плакальщик

 и палач.

 

 

 

Нет ни друга мне…

 

 Нет ни друга мне, ни товарища,

 Ни сочувствуй да не суди!

 Я – сама себе есть – пожарище –

 Океаном не остудить…

 

 Не унять меня легкой песенкой,

 Рассержусь, лишь возьмешь аккорд.

 Мне самой от себя невесело,

 И бежать бы – во весь опор…

 

 Мне самой от себя так суетно,

 Так студено, что не согреть

 Ни прощальными поцелуями,

 Ни бесснежностью в декабре.

 

 Ни предмартовским предвкушением

 Прочим проченного тепла.

 Все победы и поражения

 Я до тождества довела…

 

 Намешала: кореньев, цветиков,

 Настояла  на сорока'…

 Знать бы: всем ли добром ответила

 Замирающая строка?

 

 Из светёлочки всех ли вверенных

 Посчастливилось увести?

 Там ли я посадила дерево,

 Где случится ему цвести?

 

 

 

Понедельник…

 

 Понедельник. Сигарета на завтрак.

 Дальше – подвиг, вот рутина же, Боже…

 Если взять однажды счастье за жабры,

 счастье выживет и станет дороже

 

 всех других похожих не равноценных,

 всех отличных от него вероятных.

 Если бросить чашку кофе о стену,

 Мне – по кайфу, а стене – неприятно…

 

 Да и чашке – комильфово навряд ли.

 В общем, я опять одна в шоколаде…

 Мне не нравятся ни салки, ни прятки.

 Но мне нравятся Куинджи и Фадин.

 

 Но мне нравится быть той, что я смею

 этой осенью, слетевшей с катушек!

 Я имею только то, что умею:

 достучаться, докурить и

 дослушать.